Письмо седьмое

ПИСЬМО СЕДЬМОЕ

28/VIII-1926 г.

 

Завтра мое рождение — 35 лет! О! У! Ы! Здравствуй, мое несравненное, единственное в своем роде произведение Природы! Ску-ску-ску-чаю по тебе, мое, мое, мое. Если бы ты женился, то я бы возненавидел твою жену. Ты — мое!

Пишу мысли свои о школе. Пишу с тем, чтобы ты подумал по этому поводу и приготовил соответствующие соображения. Школа делится на два класса, отделения и группы — как хочешь. На младшей группе преподают 4 человека: Софья¹, Володя², Саша³ и ты. По очереди или вместе — не знаю. Думаю, что по очереди. Имеете ли вы каждый свою группу или ведете по очереди весь курс — тоже не знаю. Думаю же, что по очереди весь курс. Старшую группу, немногочисленную, веду я. Вероятно, обе группы занимаются параллельно. Это внешние соображения. Внутренние же таковы: что преподаете вы четверо на II курсе? В основе: избранные упражнения из прошлогодних и затем то, что решим совместно, — из новых. Как преподавать новое? Не в том, конечно, виде, как мы сами это изучаем. Новое должно быть нами переломлено в смысле приспособления к пониманию учащихся, беря во внимание их сознание, их предыдущий, от нас же полученный опыт.

Напр<имер>, то, что нам ясно с одного слова: «Sprachorganismus», — им надо разъяснять картинно, тыкая пальцами в различные места их корпусов, приводя аналогии, расписывая ощущения, завлекая образными выражениями, демонстрируя правильное рядом с неправильным, приводя примеры: Шаляпин и любой коршевец⁴, -уловляя в них правильные моментики, и восхваляя их, и указывая им нежно их неправильности. Словом: долго, много, заходя со всех сторон, толковать, показывать и практиковать на них самих «Sprachorganismus». В идеале добиться от них, чтобы они сами догадались, что «Sprachorg» есть самостоятельное, отдельное от нас существо. Надо будет пустить в ход всю имеющуюся у нас педагогическую интуицию. А такая интуиция есть у тебя, Володи и у меня. Тут подходим к важному вопросу: ты и Володя можете преподавать на II курсе новое. Саша и Соня — не могут. Отсюда вывод: предмет преподавания разделится между вами. Саша и Соня будут преимущественно вести избранные прошлогодние упр<ажнения>. Вы с Володей — избранные новые. Контакт между вами 4-мя установится путем особых педагогических совещаний. Теперь твой страшок относительно того, что надо годы учиться, чтобы начать учить. Возможно, безусловно: 1) Автор говорит всюду, что он дает идеалы и что достижение их во времени, но что суть в том, чтобы посеять только зерна. И это мы можем и обязаны сделать. Настолько у нас есть данных. Не забудь, что то, что знаешь из драм<атического> искусства ты, Володя и я, — настолько превышает познания и опыт, внутренний опыт всех наших театральных сотоварищей, что нам есть, что отдать им из глубины наших сердец и нашего опыта. Мы не должны брать себя одних и ждать, когда мы будем на высоте с нашей точки зрения и сможем начать преподавать. Беря — отдавать. А не набрав — задохнуться от сытости и упустить тех, кто может взять. Так отвечаю я тебе и Володе и себе самому на этот вопрос. 3) Судьба лучше нас знала, что получится из нашего преподавания, ставя нас в соответствующие условия. 4) Уча -мы сами будем учиться. 5) Готовясь к урокам, мы сможем ответить за то, что делаем, б) Многое, данное автором, прозвучало как оформление того, что смутно давно уже носилось в душе. Если продумаешь нашу работу в театре -поймешь, что мы уже давно преподавали многое, но оно было не очень ясно, не очень оформлено. Теперь же появился крепчайший фундамент для того, что мы уже, собственно, предчувствовали и преподавали. Значит, в этом смысле от автора — крепость, а не сомнения и слабость. Свое незнание мы будем держать при себе; знание же -передадим с чувством ответственности. 7) Не будем скрывать от учеников, что мы и сами хотим учиться вместе с ними. Это они поймут в лучшем смысле слова. 8) Преподавать будем не помногу, но подолгу и дотошно сидя на одном и том же. Это страшно укрепит и нас в предмете.

Дальше: желающим можно предложить вести отрывки, но под надзором, хоть моим. На старшем курсе будет больше нового. Но тоже приспособленного к пониманию слушателей. Подбор учащихся и распределение на два курса — самый темный для меня пункт. Написанное прошу тебя продумать и раскритиковать. Часть упражнений будет производиться обоими курсами совместно, напр<имер>, греческая гимнастика. Кроме того, Женя Новикова будет иметь время для преподавания ритмики. И все, все, что будет преподаваться, должно быть подано не как абстрактное и далекое, а как близко лежащее к практике сцены. Нити должны быть изобретены и протянуты к нашей практике. Это как конкретизация вопроса и заманка учащихся. Они не любят далеких горизонтов, и это — увы! Вот, приблизительно, мои оптимистические мысли о школе. Одна пессимистическая мысль: многих вещей не объяснишь нашим молодцам ни под каким соусом. Многого не поймут. Но надо будет ждать.

Теперь о «стиле». Это трудный и неясный вопрос. Неясен он многим, читавшим книгу. Но все-таки я составил себе понятие о том, что автор называет «стилем» в искусстве. Но это только мое личное понимание. М.б., ты иначе это поймешь, когда прочтешь книгу. Я понимаю так: «стиль» не в смысле «рококо» или других известных нам «стилей». Стиль у автора всегда упоминается в тех местах, где говорится о Geist (дух; в тексте, в обоих местах, слово «Geist» зачеркнуто. — Примеч. ред.) искусства и актера. Сны, в которые вживается актер, дают чувство «стиля». Налет Geist правды — это стиль. Голос оттуда — это рождает каждый раз «стиль». Понятие «ритма» в смысле Андрюшана — это, по-моему, то, что автор передает словом «стиль». Нельзя по отношению к понятию «стиля» в смысле автора найти определенную, застывшую форму этого «стиля». Это не выкристаллизовавшаяся навеки форма «ренессанса» или «готики» -это вечно новый, вечно другой «стиль». Стиль — это орган восприятия того. Чувство стиля — это метод низведения правды в искусство. Стиль — голос индивидуальности (не личности) художника. Но каждая индивидуальность неповторима и даже для себя самой она неповторима в разные моменты. Темы творчества тоже неисчерпаемы и неповторимы — значит, стиль — есть жизнь индивидуальности, творящей в данный момент. Форма живая, живого творящего духа — это «стиль». Душевно прекрасный человек в жизни являет собой «стиль». Гармония верха и низа — всегда «стильна» или, по Андрюшану, — «ритмична». Вот те чувства (и многие другие), какие возникают у меня при желании проникнуть в то, что автор разумеет под словом «стиль». Вся ритмика как искусство — «стильна». Впрочем, врагом «стиля» в смысле автора является «стилизация» в плохом значении слова, а также символика, напр<имер>: дерево, похожее на животное, облако символизирует гроб и пр<очая> ерунда. Это все выдумки, а «стиль» не выдумывается, он пережи—вается. ощущается в творческом, вдохновенном состоянии. «Стиль» противоположен (?) интеллектуализму.

Дальше: при упражн<ениях> на шесть нюансов речи можно фантазировать любые слова и жесты, но главное здесь в том, чтобы сначала молча, из существа самого жеста почувствовать, как должно прозвучать слово. И когда наросла внутренняя уверенность в том, что слово прозвучит так, как диктует внутренне пережитой смысл жеста, тогда только произноси любое слово. Причем целая фраза может идти как бы вне нюанса и только одно-два слова берут на себя всю выразительность нюанса. Вот пример из книги автора: Ш-ий нюанс: «Du sagst mir, dies Ziel soll ich erreichen. Kann ich denn das?» Слово «kann», собственно, нюансируется zitternd (дрожаще. — Примеч. ред.). Из б-го нюанса: «Du machst mir den Vorschlag, jetzt Geschäft zu besorgen. Ich möchte jetzt spazieren gehen». Подчеркнутые слова преимущественно и нюансируются (kurz) (коротко. — Примеч. ред.). Из 5-го нюанса: «Sie bringen mir das Kind, das ich immer gern sehe: komm!» Подчеркутое нюансируется, но «komm» studiert man an der Bewegung, an der Gebärde (постигается в движении, в жестах. — Примеч. ред.). Дальше: об амфибрахии нет ни слова. Но скоро должна выйти еще книга как продолжение этой, и написана будет женой этого автора, и там будет амфибрахий, наверно. Так что мы еще кое-что узнаем о драматическом искусстве!

Относительно местонахождения ä, ö, ü — у автора не сказано в отдельности, но говорится, что они распределяются между о и и. Это очень легко почувствовать, немного поупражнявшись. Я думаю, что ты уже постиг это сам. На случай рисую тебе: прости за гнусный, плотский рисунок. Допустим, что красным обведен Sprachorganismus, и в нем как бы места зарождения букв. «О» находится в полости рта.

 

Здесь рисую полость рта, и в ней как бы пришлепнуто сидит «а». Она как бы занимает весь рот, но немного больше выпирает из области рта, чем «о».

 

 

 

Так, по моему ощущению, сидит «о»:

 

 

Так сидит «и». Губы немного уже, чем я нарисовал:

 

И наконец, совсем впереди, как из трубочки, выскакивает «и».

Это все мои собственные ощущения, и поэтому цена им: 0 — 0. Но ты просишь разъяснить. Дорогой, разъясняю, как могу.

Насчет пантомимы — все надежды! Там можно подать слово во всей его красе, ибо слов будет немного, там можно развернуть жизнь жеста, там музыка! Мы бы с тобой разделали! (С Дон Кихотом, судя по письмам Наденьки, выйдет задержка.)

Для психологии преподавания важно еще то, что мы просто передаем то, что сами узнали. Это очень важное сознание. Мы предлагаем проработать технику актерскую по определенному методу. Описать ученикам метод проработки мы можем, проработать же они должны сами.

Я вас кусаю, целую и вью вокруг себя. Как я вас тисну, когда приеду! Нинке кланяйтесь, целуйте. Как здоровье Андрюшана? Пиши мне на Seestrasse. Кланяйся в театре. Приехать думаю 28-го, но точно не знаю. Целуй Соню и Ваню⁵. О том, что думаю приехать раньше, пока не говори в театре, а то они построят репертуар в связи с этим. А я не знаю точно, приеду ли в срок. А после дороги хочу очухаться дня два. В Баню!

Оставить комментарий