В эту палитру входят девять навыков, перечисленных в книге «К актеру»:
1) открытые, широкие, простые движения;
2) ощущение воображаемого центра в груди;
3) движения, создающие некую форму;
4) плавные движения;
5) «реющие» движения;
6) «излучающие» движения;
7) легкость;
8) красота;
9) чувство целого.

В первую очередь необходимо осознать, что книга «К актеру» по большей части посвящена упражнениям, направленным на достижение баланса между физическими возможностями актера и его воображением. Михаил Чехов разрабатывал эти упражнения, уже добившись огромного профессионального успеха, но в силу злоупотребления алкоголем утратив искомое равновесие. Успех может обернуться против человека, если тело и разум оказываются не в ладу. Чехов, как и многие его современники-актеры, имел несчастье совмещать работу с алкоголем.
Однажды, играя на сцене при полном зале, Чехов вышел из роли и залился истерическим смехом. На глазах друзей он стремительно катился по наклонной, теряя вдохновение и успех. В попытке взять себя в руки Чехов сначала обратился к индуизму, а потом к антропософским трудам австрийского философа Рудольфа Штайнера. Индуизм и Штайнер стали для него спасением. После скоропостижной кончины Евгения Вахтангова в 1922 г. Чехов взял на себя руководство Второй студией МХТ и, находясь под большим впечатлением от трудов Штайнера, стал вводить их в учебную программу. Это привело к серьезным разногласиям среди актеров Второй студии, и под давлением своих коллег и большевистских властей Чехов был вынужден покинуть Россию навсегда.
Во время спектакля самая большая сложность для актера – миг за мигом достоверно проживать жизнь конкретной пьесы, выполнять задачи, поставленные драматургом, режиссером и ролью, не механизируя движения и мимику. Актер должен быть постоянно начеку. Кроме того, он должен без напряжения переходить от радости к надежде, печали, гневу, создавая уникальное произведение искусства. Актер должен оттачивать воображение и подпитывать вдохновение. И за всем этим стоит обычный человек, который нуждается в еде и отдыхе.
Начав работать по Михаилу Чехову, актер замечает, насколько богаче и глубже становится его игра, и как меняется его повседневное взаимодействие с окружающим миром. Происходит это потому, что упражнения Чехова – как и движения в балийском танце – носят универсальный характер и заложены в человеке изначально. Рудольф Штайнер считал человека свободной личностью с огромным потенциалом. Эти упражнения находятся в родстве с восточными единоборствами и танцами.
Каждое упражнение Михаила Чехова нужно осваивать шаг за шагом. К чеховскому материалу нужно подходить обстоятельно, понимая, что это долгий процесс. У актера будет много достижений на этом пути, но это лишь крошечные шаги к вершине.
В утешение молодым актерам, нуждающимся в похвале в процессе учебы, привожу философскую цитату, которая поможет им не разувериться в себе, осваивая материал шаг за шагом:
Все изначально совершенно, поэтому исцелившись от стремления чего-то достигать, остаешься в состоянии совершенства. Таково созерцание.
– Чогьял Намкай Норбу
Насколько мне позволяет судить режиссерский и преподавательский опыт, оптимальное упражнение для знакомства с методикой Михаила Чехова – это упражнение на ощущение легкости. Оно напрямую ассоциируется у меня с плавными движениями традиционного балийского танца, в котором танцор исполняет роль веселого и любящего слуги духов. Чеховская идея актерской игры состоит в том же. На сцене не должно чувствоваться напряжение. Даже если персонаж «тяжелый», актерская игра не имеет права быть натужной. Натужность ведет к потере творческого духа, а в худшем случае может даже угнетать или отталкивать зрителя.
Многие актеры путают легкость с расслабленностью. Ощущение легкости – это отнюдь не способ расслабления, оно делает движения энергичными. Даже в роли Гамлета актер должен ощущать легкость и красоту. Как только актер постигнет ощущение легкости, следом придет и красота. Это ощущение окрыляет не только самого актера в роли, оно воздействует и на зрителя, и на актера как на человека.
Наполнившись ощущением легкости и красоты, тело актера готовится воспринять остальные пять свойств движения – формирующее, плавное, реющее, огненное и излучающее. Они раскрывают актерский потенциал, обогащают актерский инструментарий. Студентов-скептиков такого рода упражнения обычно приводят в панику – они начинают считать Чехова каким-то мистиком. Но ничего шаманского в его подходе нет, пять свойств актерское тело постигает естественно.

Образы
Начинайте двигаться плавно, словно вы лепите из глины. Следите за своими ощущениями, контролируйте движения. Это первый шаг к пониманию «земных» движений. За «землей» следует «воздух» – вы переходите к ощущению полета, ваши ноги словно отрываются от земли, либо вы плавно скользите в толще воды. И наконец, ускорившись, представьте, что вы излучаете пламя, искритесь.

Эфирное тело
Пять свойств приводят нас в ту область, где маски раскрепощают воображение. В основе работы с маской, вне всякого сомнения, лежит развитие пяти перечисленных свойств. При этом мои маски (так совпало) раскрашены в цвета, символизирующие те же пять свойств.
У вас, наверное, возникает вопрос, сколько же все-таки этих свойств – пять или четыре? В природе традиционно выделяют четыре стихии – землю, ветер (воздух), воду и огонь. Однако есть и пятая составляющая, которую греки называли эфирным телом. Это энергия, спонтанно пробуждаемая масками и рождающаяся в ходе соответствующей театральной подготовки. Эфирное тело пробуждается после высвобождения в теле первых четырех свойств. Одни люди представляют его как зрительный образ, другие скорее ощущают, очень немногие используют его на сцене. Однако, как только из абстракции оно станет желаемым качеством, актер почувствует, как оно развивается самостоятельно, преобразуясь в экспрессивную энергию, которой можно управлять и которую можно излучать на сцене.
В моей работе с маской пятая составляющая появляется сразу же вслед за пробуждением в теле огненной энергии. Как только актер воспримет маску, последуют физические изменения, а затем начнет формироваться эфирное тело. Даже после снятия маски эфирное тело сохраняет ее черты, а актеру требуется несколько мгновений, чтобы «переварить» свои ощущения и свыкнуться со своим эфирным телом. Это шаг к настоящей трансформации.
Движение в слиянии с эфирным телом помогает актеру проникнуться ощущением легкости. Выступая в качестве режиссера, я обычно прошу актеров представить, что их эфирное тело опережает их движения – то есть мгновением раньше них встает, перескакивает через препятствие, запрыгивает на стол и т. д.
Пользующийся «стихиями» актер вскоре обнаружит, что способен «излучать» разные состояния. Чехов описывает излучающие движения как средство передачи, посыла. Противоположность ему – получение. Подлинная актерская игра – это непрерывный взаимообмен. Чем больше мы отдаем, тем больше получаем, не только от партнеров по сцене, но и от зала, от зрителя.
К приятным бонусам работы с маской относится и возникающая у актера свобода. Она не имеет ничего общего с разнузданностью, рождающейся во время традиционных карнавалов – Венецианского или Марди Гра. Это внутренняя свобода, раскрепощенность, появляющаяся, когда человек познает себя.
Благодаря упражнениям по Михаилу Чехову тело актера обретает свободу, которой оно жаждало с тех самых пор, как человек научился говорить. Слова мешают телу, если их не пропускать через него. Именно так стремящийся все контролировать разум начинает препятствовать свободе физического выражения. Контролирующий разум напоминает змею, готовую ужалить, как только станет скучно. А скучно становится. И когда это происходит, актер норовит свалить вину на всех подряд – на преподавателя, методику, самого себя, других студентов, Михаила Чехова. Держитесь, это тоже часть актерского становления. Не кормите змею разума, примите ее и насладитесь познанием своего внутреннего мира, переходя от контролирующего разума к высшему творческому началу. Контроль рождает физическое напряжение. Поддайтесь легкости. На гору всегда можно взобраться, но, взбираясь, не стоит жаловаться на крутизну склона. Высшее творческое начало гораздо сильнее разума. И по мере работы с чеховскими упражнениями последний постепенно будет умолкать.
Учебный класс тоже может превратиться в поле боя между разумом студента и преподавательскими усилиями, однако, если педагогу хватит мудрости понять, что эта битва – тоже часть процесса, война закончится раскрепощением воображения. Некоторые педагоги недоумевают, разве подготовка по Михаилу Чехову может быть такой тяжелой, ведь его игра – воплощение легкости? Я отвечаю на это, что освоение любого навыка – не шутки, а уж подлинное овладение методикой Михаила Чехова, настоящее раскрытие личного потенциала может изнурить студента в процессе, и играть с этим не стоит.
В моем курсе подготовки переход от первых девяти упражнений к основной работе над ролью начинается с достижения телесной гармонии и снятия еще копящегося в нем напряжения.

Мышление, ощущения, воля
Равновесие между мыслями, чувствами и волей – это основа полной трансформации актера. Без этих элементов, стимулирующих форму, тело не достигнет нужного баланса. Кроме того, это основы работы с маской, и без них не обойтись актеру, собирающемуся осваивать методику Чехова.
Чтобы помочь студентам настроиться на мысли / чувства / волю, я прошу их встать ровно, найти центр в груди и сделать шаг в любом из восьми возможных направлений, а перед следующим шагом в другом направлении обязательно снова найти центр. Центр, или девятая позиция, представляет тело как центр вселенной.
В движении тела должно одновременно присутствовать три процесса:
1) мышление: актер представляет, что движется как костыль, негнущийся и твердый;
2) ощущение: актер сосредоточивается на дыхании, представляя перед собой легкую вуаль;
3) воля: актер сосредоточивается на ступнях, печатая шаг, как солдат на плацу.
Вторая опора мостика к основной работе над ролью – упражнение, которое Чехов называл «водоросль»: актер должен представить себя водорослью, растущей на камне и колышущейся туда-сюда, извивающейся в разных направлениях. Так снимаются зажимы в суставах и, самое главное, пробуждается энергия, заключенная в позвоночнике. Позвоночник – это главный фарватер импульсов, без которых невозможно работать над ролью.
Тело впитывает образ маски всеми органами чувств. Держа маску перед собой, актер не пытается угадать то, что увидит, не пытается сыграть маску, поскольку маска – это не роль, это чистый образ. Если в позвоночнике не снят зажим, то актеру сложно использовать этот образ. На моих занятиях актеры представляют, как образ проникает в позвоночник и энергия воображения струится с самого верха до самого низа.
Когда равновесие в теле установится и исчезнет зажим в позвоночнике, можно считать, что физическое и ментальное тела готовы к работе над ролью.
Искусство создания персонажа и рабочего жеста. Второй шаг к правде
Известна история о том, как Михаила Чехова похвалил его педагог, Константин Сергеевич Станиславский, за правдивое исполнение сцены, где фигурировал покойный отец его персонажа. Тронутый и обрадованный игрой ученика, Станиславский отметил его работу над ролью и правильное применение системы. Ему отрадно было видеть, как умело актер применяет эмоциональную память – собственный опыт переживания смерти отца – к роли. Чехов же возразил, что его настоящий отец жив, он просто использовал воображение. Услышав это, Станиславский отстранил Чехова от занятий на две недели.
«Реалистичность», которой требовал Станиславский, Михаила Чехова сковывала, поэтому он опирался на воображение, как учили Вахтангов и Мейерхольд. Чеховская концепция роли довольно сильно отличалась от концепции Станиславского. Чехов, в отличие от учителя, не признавал главенства актерского эго. По методу Станиславского, если у персонажа болен ребенок, то актер представляет, будто ребенок болен у него самого, чтобы в результате выдать подлинные эмоции, движения и мимику, создавая образ, соответствующий замыслу драматурга. Чехов же объясняет разницу в подходе так:
Различие в том, что по методу Станиславского внимание актера сосредоточивается на больном ребенке персонажа, поскольку актер должен примерять на себя обстоятельства, которые переживает персонаж. В моем же понимании работы над ролью центром внимания становится сам персонаж, именно он является для актера истинной целью. Через призму персонажа актер гораздо полнее переживает за сына, чем переживал бы, обращаясь к собственному опыту Об этом, если в двух словах, мы и спорили: я отстаивал превосходство эго персонажа, а Станиславский – превосходство актерского эго. Должен признаться, оба остались при своем [4].
Нехватка творческого вдохновения в собственной работе заставила Михаила Чехова искать более плодотворный способ создания персонажа. Ключевой вопрос, которым руководствовался Чехов в своих поисках, звучал так: «От чего зависит творческое вдохновение? Произвольный это процесс или его можно упорядочить?» Чехов понимал, что разум в этом творческом процессе ничем не поможет. Аналитическое, рассудочное мышление он называл убийцей искусства. Творческий процесс достигается не через мышление, а, наоборот, через преобразование мысли в воображение. И мне кажется, что маски подтверждают правоту Чехова в споре со Станиславским о подходе к персонажу.

Четыре стадии трансформации с использованием маски
Обучая актеров искусству трансформации на занятиях с маской, я прежде всего рассказываю про четыре стадии трансформации: сосредоточение, воображение, воплощение и вдохновение. Актер сосредоточивается на маске, которую держит перед собой. Это сосредоточение. В этот момент актеру представляется, что маска говорит с ним или смотрит на него. Это воображение. Затем он надевает маску – это воплощение. Он позволяет маске проникнуть в глубь своего сознания и пробудить вдохновение. Запущенная маской трансформация обнаруживается, когда актер начинает говорить голосом, исходящим скорее от маски, чем собственно от актера.
Именно в этот момент маска завладевает актером. Она продолжает существовать на волне вдохновения и творчества, позволяя персонажу достигать своей цели. Не скованный оценочными суждениями, актер обретает способность вслушиваться. Дальше начинается чистое вдохновение.
Попробуйте поместить перед маской умирающего ребенка, о котором спорили Станиславский и Чехов, и вы увидите, что маска выберет самый точный отклик. Все это происходит благодаря воображению и вдохновению, полученным от воплощенного образа. Именно они делают актера художником, а не психоаналитиком.
Заряд маски, исходящий от актера, наполняет весь учебный класс. Тогда я прошу актера снять маску, сохраняя при этом ее образ, – к игре подключается эфирное тело. Энергия при этом не так бурлит, как при надетой маске, но точность сценических решений остается прежней, а актеру проще контролировать ситуацию.
Все элементы трансформации из чеховских упражнений собраны воедино в одном моем занятии с маской. В маске представлены мыслительное, чувственное и волевое начала персонажа – подобно характеристикам, которыми наделял Ибсен героев своих пьес, деля их на «идеалистов, соглашателей и реалистов».
Не приведя перечисленные начала в равновесие, актер не сможет преодолеть поведенческую привычку и освоить эти тонкости. Если не стимулируется воля, работа над ролью будет слишком подчинена эмоциям. Чересчур рассудочный актер норовит постоянно оценивать себя, в результате так и не добираясь до персонажа. Наконец, преобладание воли сделает актера слоном в посудной лавке, не способным проникнуться атмосферой пьесы. Понимание мыслительного, чувственного и волевого начал позволяет актеру насладиться трансформацией, при этом полностью ее контролируя.
Важно, чтобы все эти начала развивались у актера постепенно. Если от привычного способа работы над ролью слишком резко перескочить к игре вдохновения, актер может полностью утратить связь с контролирующим разумом.
Сочетание работы с маской и методики Михаила Чехова дает телу огромную свободу, однако после первого прорыва разум начинает брать свое, пытаясь подчинить себе свободу, обретенную актером. Тут-то и разгорается битва! И здесь особенно важно стимулировать у актера мыслительное, чувственное и волевое начала.
При этом нельзя забывать, что разум никуда не денется. Актер не должен пытаться его уничтожить, его нужно просто принять. Понимание приходит, когда мы осознаем функцию контролирующего разума. Существует немало примеров, когда актеры, так и не сумев уравновесить сознание и вдохновение, пошли по пути саморазрушения. Такое нередко происходит и в том случае, когда тщеславные родители насильно удерживают ребенка в роли творца, как происходило с Моцартом. Отец не давал ему выйти из ипостаси вундеркинда, поэтому в обычной жизни Моцарту приходилось очень нелегко. Он жил и умер в состоянии «творческой горячки». Маска обладает сильным воздействием, выводящим актера в мир высокого вдохновения, однако он может беспрепятственно вернуться из этого мира и использовать опыт пребывания в нем в будущем. В состоянии вдохновения человеческое тело способно творить невероятное.
Спор между Чеховым и Станиславским о мотивации персонажа вполне разрешим посредством работы с маской. Актер должен проникнуть в эго персонажа, чтобы понимать его мотивацию и цели в той или иной сцене, и в этом ему помогает вдохновение, рожденное воплощенным образом. Яркий образ маски рождает у актера все новые и новые приливы вдохновения настолько стремительно, что у него даже дух захватывает от осознания того, как легко можно войти в контакт со своими импульсами и воображением в среде, где не существует слова «нет». Вот она, формула творчества!
Если актер возьмет образ маски и попытается его сыграть или представить, как его нужно играть (в соответствии с представлением Станиславского о развитии роли), то уже через несколько минут он выбьется из сил и начнет кипеть от злости. Потому что будет обыгрывать идею, не дающую никакой связи с творческим вдохновением. Его работа будет оценочной и натужной, поскольку образ маски тянет актера в определенном направлении, а контролирующий разум ставит препятствия, вызывая ненужные эмоции. Главная цель работы с маской – научить актера доверять непознанному.
Существует еще более действенный способ проникнуться силой образа, лишенного оценочности, – надеть на актера маску, не дав ее разглядеть. Тогда, не имея заданного образа, актер будет вынужден положиться на свое вдохновение. Теперь все зависит не только от самого актера, но и от зрителя и партнеров по труппе. Не видя надетую на него маску, актер волей-неволей доверяется вдохновению, идущему изнутри и свыше, а также зрителю и партнерам, которые играют роль зеркала. Люди взаимодействуют на другом уровне, рассказывая другим о себе своим обликом и мимикой. В каком-то смысле мы возвращаем в театр ритуал. На глубинном уровне актер начинает сознавать, что игра и роль подвластны не ему, а некоему универсуму. Образ маски дополняет творческое вдохновение.
Во время работы с маской по позвоночнику разливается тепло, иногда и жар, а между лопатками может чувствоваться жжение, если актер на физическом или эмоциональном уровне отвергает образ маски. Приложив ладонь к этому участку спины, можно высвободить энергию и помочь актеру глубже погрузиться в ощущения маски / персонажа. Энергия движется по позвоночнику вниз и обратно к макушке – к вратам актерского вдохновения. В этом случае важно задействовать силу воли, поскольку актер не должен терять связи с землей, даже свободно перемещаясь в пространстве вдохновения. Если волю не задействовать, теряется связь с нижней частью тела. Чтобы избавиться от этого ощущения, достаточно сосредоточить внимание на пятках и их соприкосновении с полом.

Центры
Михаил Чехов говорил о главных точках тела, которые помогают актеру создать роль целиком или служат стимулом в отдельные моменты. Об источнике этой идеи я знаю мало, однако маска работает по тому же принципу физических центров. И где бы я ни бывал, в Америке, России, Австралии или Скандинавии, одна и та же маска рождает одинаковое поведение тела независимо от языка страны. Разные маски воздействуют на разные центры внутри тела – например, маска с большим смешным носом пробуждает стремление к клоунаде.
В дополнение к статичному центру тела персонажа актер может добавить еще один центр, подвижный. Представьте, что вокруг вашей головы стремительно вращается маленькая планета. Через какое-то время вы почувствуете легкое головокружение, даже опьянение. Теперь добавьте к этому вращающемуся образу цвет. Что вы ощущаете?
Центры тела разнятся в зависимости от национальной принадлежности актера. У датчан развился центр в области колен. У французов с их любовью к поцелуям, еде, курению и вину центр сосредоточен во рту и губах. У испанцев центр находится в грудине, у итальянцев – в постоянно жестикулирующих руках. У жителей низинных земель – в частности, голландцев, обладающих чрезвычайно сильной волей, – центр сосредоточен вне тела, они ощущают его под собой. Если хотите выжить в час пик на Пятой авеню в Нью-Йорке, сместите центр на уровень бедер, движущихся в ритме большого города.

Психологический жест. Способ вытеснить контролирующий разум
Освоившись с персонажем, можно переходить к психологическому жесту. Психологический жест – это визитная карточка метода Михаила Чехова и в то же время из-за своей популярности самая превратно понимаемая из его теорий. Психологический жест прост и эффективен, он дает актеру невероятное вдохновение. Наилучший подход к психологическому жесту – набраться мужества и ничего не усложнять.
У некоторых актеров сочетание двух слов – «психологический» и «жест» – вызывает непонимание и неприятие: ведь психология ведает исключительно сознанием и эмоциями, а жест представляет собой физическое движение. В результате у студента возникает полная путаница. У кого-то пробуждается страх: ему кажется, что психологические экскурсы в сочетании с жестом вывернут наизнанку душу, раскрывая тайны, которыми студент не хотел бы делиться с миром. Во избежание подобных проблем я, как преподаватель и режиссер, предпочитаю термин «рабочий жест» – так Вахтангов называл свою концепцию физического тела, определяющего эмоциональный отклик. Важно не забывать, что именно от трудов Вахтангова, Мейерхольда, Станиславского отталкивался Михаил Чехов, разрабатывая свой метод и, в частности, концепцию психологического жеста.
Психологический жест – это присущее человеку свойство, которое при правильном понимании можно превратить в мощное орудие (рабочий жест), служащее актеру. Например, все пассажиры нью-йоркской подземки пользуются психологическим жестом, когда пробираются по вагону, стараясь минимизировать контакт с окружающими. Если впереди неприятный субъект, тело сжимается, представляя, как отталкивает или отодвигает угрожающую личность на безопасное расстояние. Отторжение и отталкивание входят в число так называемых древнейших психологических жестов наряду с притягиванием, броском, сжатием и подъемом. Если опасный субъект приближается, не реагируя на наше съеживание, тело переходит от жеста к действию – бегом отсюда! Психологический жест может быть и противоположным: вместо сжатия – расширение, раздувание, выброс энергии в сторону угрожающего типа. Разумеется, в обычной жизни, интуитивно почувствовав опасность, мы не пытаемся оттолкнуть предполагаемого обидчика, скорее наоборот, сами отходим в безопасное место. Однако на сцене можно свободно экспериментировать с жестами, не боясь за свою жизнь.
На экране или на сцене описанный выше психологический жест из реальной жизни будет выглядеть размытым, нечетким. Поэтому его необходимо заострить, конкретизировать, утрировать. Именно так выглядит рабочий жест на сцене и в кино.